• Образование: Хогвартс, Слизерин, 2025 год.
• Род деятельности: продавец в лавке древностей «Борджин и Бёрк».
• Ближайшие родственники:
† Лютер Мальсибер // Leuthar Mulciber [1927-1993] — прадед, был одним из первых Пожирателей Смерти, после первого падения Тёмного Лорда в 1981 году заключён в Азкабан, где в последствии и умер;
† Лилит Мальсибер // Lilith Mulciber [1941-1958] — прабабка, умерла во время родов;
† Себастьян Мальсибер // Sebastian Mulciber [1958-2013] — дед, Пожиратель Смерти, провёл в Азкабане большую часть своей жизни (с 1982 по 1996, с 1996 по 1997, с 1998 до самой смерти);
Валькирия Мальсибер // Valkyrie Mulciber [1960] — бабушка, боевая женщина с железными принципами и убеждениями, строга и порой даже жестока в воспитательных мерах; растила двоих сыновей в одиночку, пока муж сидел в Азкабане;
Асмодей Мальсибер // Asmodeus Mulciber [1981] — отец, продолжатель мальсиберовской традиции, гордо именуемой «Азкабан — второй дом», несостоявшийся Пожиратель Смерти (не успело ему стукнуть семнадцать, как война закончилась, Тёмный Лорд убит, и Асмодей остался без метки), преступник, заключён в Азкабан пожизненно в 2012 году.
Николетта Мальсибер // Nicholette Mulciber [1985] — матушка, светская дама, слишком инфантильна (как сама она говорит, «прекрасна»), чтобы работать.
• Навыки и умения:
Бальтазар — парень не сказать, чтобы гениальный, но весьма сообразительный. То, что ему интересно, схватывает на лету и изучает сам дополнительно, неинтересным пренебрегает. Учёба особой сложности у него не вызывала, тянулся к зельеварению, астрономии, древним рунам. На старших курсах увлёкся артефакторикой, заглянул в алхимию, ради интереса залез в тёмную магию, но очень осторожно. По натуре своей любит создавать, созидать, творить, экспериментировать.
Выступал ловцом за сборную Слизерина то ли от скуки, то ли от желания доказать, что чего-то он всё-таки стоит. Особых талантов в квиддиче не проявил, но на метле держится уверенно. Сдал экзамен по трансгрессии. Трансгрессировать любит больше, чем летать на метле. Считает это «прогрессивным» видом передвижения. На самом же деле ему нравятся физические перегрузки организма — отвлекают от перегрузок эмоциональных при необходимости. Нередко злоупотребляет, пару раз неопасно расщепился.
Знает французский, так как увлекающаяся матушка без ума от Франции и всего, что с ней связано.
• Волшебная палочка: кедр, перо гиппогрифа, 13 дюймов, жёсткая.

who do i think i am?
Бальтазар Мальсибер — взгляд стальной, непробиваемый будто каменная стена, жёсткий взгляд, бескомпромиссный, острый как лезвие ножа — засмотришься дольше, точно порежешься; мрачный, не взгляд — бездна, утонешь в ней, и никто не придёт на помощь, никто не спасёт. Бальтазар Мальсибер — кожа белая, полупрозрачная, тонкие синие вены под ней, про таких говорят «бледность аристократическая», а ещё «болезненность», на таких смотрят с сочувствием или восхищением, третьего не дано. Бальтазар Мальсибер — лицо греческого бога и угловатое, долговязое, худощавое тело подростка, чёрные кудри, на лоб спадающие; Белоснежка в мужском обличье. «Тебе говорили, что ты красивый? — Миллион раз». Бальтазар знает об этом прекрасно, пользуется умело, улыбаясь одними губами, наигранно вздёргивая бровь или откидывая пряди волос с лица одним движением головы. И это единственное, что ему в себе самом нравится.

•   •   •
Никто не должен знать. Никто ни в коем случае не должен знать, что Мальсиберы разорились. [Все и так уже знают]. Сохранять лицо до последнего, до самого смертного одра. Не позволить им перемывать кости благородным представителям древнего чистокровного рода. Не позволить залезть в душу, задеть за живое. Не позволить смеяться и бросать эти косые взгляды, от которых немедленно хочется отмываться с мылом под душем.
Матушка вздыхает, качает головой, ладонь к губам прикладывает театрально. Матушка возмущается каждый раз как первый, когда авроры наведываются с очередным визитом: «Да как вы смеете!», «По какому праву?», «Я буду жаловаться, я это так не оставлю!» Матушка причитает, что одна воспитывает сына, но едва ли меняла пелёнки сама хоть раз. Матушка падает в кресло, стоит аврорам скрыться за дверью с очередным конфискатом, пальцы к вискам прикладывает устало. «Ну вот, снова мигрени. Мёрдок, неси вино и зелье, быстро».
Матушка принимает надвигающуюся бедность с гордостью, чему и сына учит. Вот только в гордости этой ни грамма разумности: дорогие мантии, дорогие украшения, и плевать, что скоро будет не на что есть. Главное — создать видимость. Благородные и чистокровные даже в нищете должны выглядеть роскошно. Благородные и чистокровные вообще не имеют права жить в бедности.

•   •   •
Бальтазар взрослеет быстрее, чем успевает понять. Гормоны захлёстывают его сильнее цунами, в голове — вечная весна, за спиной, кажется, вырастают крылья, и одновременно с этим хочется убиться о стену — вот как прекрасно он себя чувствует.
Бальтазар изучает, исследует сначала себя, а затем девчонку с Рейвенкло, тонкую, хрупкую, звенящую. Боится надавить слишком сильно, поломать её случайно, неосторожно. У неё острые коленки, искрящиеся глаза, имя звонкое, переливистое. Бальтазар помнит сладость почти приторную, неловкость, горящие щёки и как сводило скулы. А потом ощущение новизны испаряется, волшебство пропадает, и становится скучно до зубовного скрежета.
А может, дело в том, что куда чаще Бальтазар засматривается в душевой на капитана слизеринской сборной, чем на свою рейвенкловскую девочку. И в тех самых снах, когда дыхание сбивается, а простынь липнет к спине, приходит тоже не она, а всё тот же капитан. И имя его — Эд, такое простое, вовсе не примечательное, сокращение от Эдварда. Однако это не мешает Бальтазару сходить по нему с ума. Вот только Эд сходит с ума разве что по квиддичу. За день до выпускного Эда Бальтазар всё же признаётся ему во всём. И немедленно получает в лицо, да так, что приходится сломанный нос у мадам Помфри вправлять.
Мысль о том, что и здесь он какой-то неправильный, врезается в голову навсегда. Бальтазар глотает обиду с металлическим привкусом крови, задыхаясь, захлёбываясь от несправедливости. Он не нужен Эду, а ему не нужна его девочка с Рейвенкло, влюблённая по уши. И за всё это ненавидит он, конечно, себя одного.

•   •   •
Бальтазар себя не таким, как все, чувствует с самого детства, неисправным, поломанным, не меньше, чем проклятым. Проклятье своё, Мальсибера-старшего, он навещает не реже раза в год по требованию матушки. Азкабан встречает его холодом, ледяным ветром и пронизывающим отчаянием. Бальтазар смотрит в чёрные глаза отца, где безумная, огнём горящая преданность идеям Тёмного Лорда (к рядам которого ему нравится себя причислять) о превосходстве чистоты крови мешается с запредельной безысходностью, и забывает дышать. Вглядываясь в его измученное, иссушенное лицо, Бальтазар больше всего боится стать таким.

Продолжать дело отца совсем не хочется, это Бальтазар понимает ещё в детстве: убийственная тоска, навеваемая дементорами, грязь, холод, отец, как и дед, гниёт в камере пожизненного заключения, старея с каждым годом на все десять. Где здесь величие чистокровных?
Гордиться фамилией своей семьи получается не очень — всю свою жизнь Бальтазар расплачивается за ошибки своего отца, деда и прадеда. От этих взглядов не убежать, не спрятаться, осуждающие, сочувствующие, испуганные, полные отвращения, они колют иглами под кожу, не позволяя забыть, кто он такой.
Бальтазар отдал бы многое, возможно — хотя в этом он, конечно же, ни за что не признается — даже свою чистоту крови за то, чтобы не быть сыном убийцы и преступника. Бальтазар отдал бы многое за то, чтобы у него был нормальный отец.

•   •   •
Но прошлого не изменишь, нет таких маховиков времени. И всё, что ему остаётся, — бессильная ненависть, вспышки разрушительного гнева.
Мальчишку, посмевшего заявить что-то вроде «Ты такой же убийца, как и твой отец. Детей Пожирателей Смерти нужно сажать в Азкабан с рождения, пока они не успели кому-нибудь навредить», Бальтазар избивает едва ли не до полусмерти, пока их не растаскивают преподаватели. В его голову совершенно не приходит мысль, что так он лишь подтверждает омерзительные слова.
Бальтазар, устав всем что-то доказывать, постепенно становится тем, кого они хотят видеть — мрачный, жестокий, вот-вот начнёт проворачивать что-то незаконное. Когда спрашивают имя, он бросает «Мальсибер!», с вызовом вздёрнув подбородок. Давай, чёртов лицемер, покажи, как ты заранее меня ненавидишь, не зная обо мне ровным счётом ничего.
Обучившись трансгрессии, Бальтазар находит выход своим приступам самобичевания. Агрессия, направленная на себя самого, обращается в трансгрессию до потери пульса. Физические перегрузки как способ селфхарма. Перед глазами мелькают картинки словно безумная карусель, внутренности скручиваются; только не останавливаться, пока не пойдёт кровь носом, тошнота не подступит к горлу, а колени сами собой не подогнутся. Бальтазар, конечно, не думает, что однажды это может совсем плохо кончиться.

•   •   •
Едва окончив Хогвартс, Бальтазар обнаруживает себя бесполезным и совершенно беспомощным в огромном мире взрослых людей.
Успешно сдав ЖАБА (одни лишь «Превосходно» и «Выше ожидаемого»), Бальтазар рассчитывал ворваться в Министерство Магии, где его уже с распростёртыми объятиями ждут, скажем, в секретариате министра или департаменте магического правопорядка, международного магического сотрудничества, наконец. Но столкновение с реальностью оказалось болезненным: ему улыбались, как улыбаются глупым, наивным детям, сочувственно качали головами, едва услышав фамилию, предлагали, словно с издёвкой, должности в секторе борьбы с незаконными изобретениями магглов или комитете по выработке объяснений для магглов, или департаменте магических игр и спорта. Бальтазар оскорблённо вскидывал подбородок, поджимал губы и молча покидал кабинет, громко захлопнув за собой дверь.
(На самом же деле, с первой попытки ему не везёт всего-навсего по неудачному стечению обстоятельств, однако уязвлённое самолюбие вкупе с юношеским максимализмом играют с ним злую шутку, и Бальтазар в очередной раз решает, что мир ополчился против него).
Обиду эту он переживает долго и с большим трудом. Тем временем, в банковской ячейке Мальсиберов копится разве что пыль и паутина, кажется, в ней даже задувает безнадёжный ледяной северный ветер. Когда становится совсем плохо, Бальтазар всё же берёт себя в руки и устраивается в лавку артефактов «Борджин и Бёрк» — ближайшую от их с матушкой квартиры в Лютном переулке. Платят не то, чтобы много, работа не то, чтобы нравится, но в любом случае это лучше, чем ничего.

•   •   •
Бальтазар теряется в своей жизни как в тёмном лесу, не зная дороги, не умея попросить помощи. Бальтазар не знает, зачем он, кто он и что он делает. Работает в «Борджин и Бёрк», чтобы не голодать только. Ему бы творить, изучать артефакты, да кто позволит? Бальтазар теряется в людях, его окружающих, не находя того, кто действительно мог бы понять. Бальтазар теряется в огневиски, когда становится совсем плохо. И отчаянно делает вид, что у него всё в порядке. Только бы не терпеть жалость к себе. Бальтазар теряется в днях, растрачивая себя попусту на бессмысленные занятия, праздношатания, лежание в постели. Бальтазар теряется, но больше всего хочет, наконец, найтись.
my vine has whithered
my roots have shattered
pull out your sword
and lead me on
А потом появляется Уилберт чёртов Сэвидж. И мир переворачивается с ног на голову. И время идёт вспять, как на тех старинных часах Блэков из лавки «Борджин и Бёрк», отсчитывающих минуты до смерти. И всё меняется так стремительно, что Бальтазар не успевает ухватиться за поручень и теряет равновесие — прямо как в свою первую поездку на «Ночном рыцаре». И дыхание захватывает, и руки дрожат, и ноги подкашиваются.
Уилберт Сэвидж, тот самый аврор — ах да, уже бывший, — что непосредственным образом поспособствовал тому, чтобы Асмодей Мальсибер был осуждён за все свои преступления на пожизненное заключение в Азкабане; что наведывался с обыском сначала в поместье, потом и в квартирку в Лютном переулке — остатки былой роскоши; что смотрел мрачным взглядом, переполненным ненавистью и отвращением. Тот самый Уилберт Сэвидж, которого — Бальтазар был в этом совершенно уверен — он ненавидит всей душой. Даже больше, чем всех этих лицемеров, бросающих презрительные взгляды. Ведь, в отличие от них, Сэвидж и впрямь поучаствовал в разрушении его жизни, даже если всего-навсего делал то, что должен был.
А потом Бальтазар влюбляется быстрее, чем успевает понять. Сойти с ума, оказывается, проще простого. Ему кажется, что он теряется окончательно и бесповоротно, пока не понимает, что только сейчас, наконец, находит себя. Настоящего, живого, искреннего. Рядом с Сэвиджем — Уилом, — который поступает так, будто Мальсибер для него что-то значит, даже когда они едва знакомы. Рядом с Уилом Бальтазар чуть ли не в первые в жизни начинает чувствовать себя кому-то важным и нужным. Рядом с Уилом жизнь его, наконец, обретает смысл.